Анаксимен одновременно и последователь Фалеса, и про-должатель линии Анаксимандра. Признавая абсолютное как беспредельное, всеобъемлющее, вечно живое и движущееся, которое необходимо мыслить как потенцию сущего, он опреде-лял его конкретно как чувственную материю.
Ученик Анаксимандра Анаксимен задался вопросом: «Как из неопределённого начала может возникать совокупность определённых вещей?» Необходим какой-то процесс, который вызывал бы к жизни определённые вещи: из неопределённого начала ничего определённого не может возникнуть. Анаксимен считал, что можно найти такое первоначало, которое будет от-вечать и идее Фалеса, и требованиям, выдвинутым Анаксиман-дром. В таком случае первоначалом должна стать наиболее «бескачественная» из материальных стихий, не обладающая всеми теми заметными и определенными свойствами, которыми обладает любая другая из них. Но всё же это должно быть такое первоначало, которое человек способен так или иначе видеть, ощущать. Значит, делает вывод Анаксимен, первоначалом должен быть воздух как стихия природы.
«Воздух – то, что ближе к бестелесному. Воздух поддер-живает всё и управляет всем. Дыхание и воздух обнимают весь космос». Сам дух человеческий, считал Анаксимен, связан с дыханием. Воздушная стихия, безграничный воздушный океан – прозрачная и невидимая субстанция; он вечно движется и этим похож на апейрон. При этом он обладает свойствами, которые отличают его от апейрона – это способность сгущаться и разряжаться. Анаксимен считал, что сгущение воздуха приводит к тому, что он в конце концов превращается в жидкость, а дальнейшее сжатие жидкости приводит к тому, что появляются твёрдые тела. Так он конструирует мир из материи, которая синтезирует в себе свойства начал Фалеса и Анаксимандра.
Необходимо отметить, что воздух у Анаксимена не был ни газом, ни вообще чем-то таким, что может на наших глазах изменять свои качественные состояния. Речь шла, скорее всего, о воздухе как образе всеобщей стихии. Слово «воздух» напол-нялось у него всё более символичным, обобщенным, абстрактным содержанием.
Таким образом, с точки зрения первых милетских мысли-телей, весь поток явлений в своём вечном течении являет еди-ную, вечно текучую стихию, питающую, рождающую, естест-венно соединяющую всё, не сопротивляющуюся никакой возможной форме, но принимающую каждую, переходящую во все разнообразные формы явлений. То, из чего происходят все вещи, то, чем они питаются, есть абсолютное начало всех вещей, в котором сливается активное производящее начало и пассивное воспринимающее начало. Абсолютное, дающее всему питание и жизнь, есть неизменная, пребывающая, безразличная сущность и вместе с тем самая живая текучесть: оно есть безразлично и материально-вещественное, и божественно-духовное, явление и субстанция. Такова изначальная философия ионийского натурализма.
Задавая вопрос о значении этой философии, мы должны вместе с Г.В.Ф. Гегелем признать смелость того ума, который впервые дерзнул «отвергнуть полноту естественного природ-ного явления и свести его к простой субстанции, как к пребы-вающему нечто, не возникающему и не уничтожающемуся, между тем как сами боги многообразны, изменчивы».
В конце концов, их поиски привели к открытию не архе, но фундаментальных противоречий, самым фундаментальным из которых было противоречие между необходимостью объяснить и изменчивость, текучесть мира, и, одновременно, его ус-тойчивость и определённость. Это противоречие проявилось в виде столкновения двух философских школ: ионической и ита-лийской. Наиболее остро оно выразилось в противостоянии, с одной стороны гераклитиков (последователей Гераклита), а с другой – элейской школы (элеатов), и получило название ге-раклито-элейской коллизии. Именно на путях выхода из этой коллизии древнегреческая философия смогла сформулировать основной комплекс идей, лежащих в основе научного познания вплоть до наших дней.